От гласности к молчанию: как Кремль подчинил себе российские СМИ

Ольга Чепиль | 2025-07-02

В периоды открытости правда меняла судьбы целых народов. В последние годы существования Советского Союза волна непредвзятой журналистики подарила обществу новый взгляд на свою страну и способствовала падению режима.

Сегодня эта же сила правды бросает вызов путинской России, где государство прилагает все усилия, чтобы контролировать, что видят и слышат граждане.

Дезинформация как система

Даже после распада СССР механизмы дезинформации сохранились. Советские методы продолжали применяться и в 1990-х как внутри страны, так и за ее пределами, говорит Татьяна Янкелевич, бывший директор Программы Сахарова по правам человека в Гарвардском университете.

Ее отчим Андрей Сахаров — физик, диссидент и лауреат Нобелевской премии мира. Он критиковал подавление прав человека в СССР, войну в Афганистане, и само устройство тоталитарного государства.

Кампания против Сахарова стала показательным примером советской дезинформации. В 1980-х спецслужбы совместно с лояльными журналистами создавали фальшивые видео и поддельные документы с целью его дискредитации за рубежом.

«Подделывались письма, видеозаписи и корреспонденция. Все это монтировалось, вырывалось из контекста и передавалось западной прессе не ради денег, а чтобы остановить движение в защиту Сахарова», — рассказала Янкелевич изданию Global Watch.

В Горьком (ныне Нижний Новгород), где Сахаров находился в ссылке, врачи тайно снимали его на видео и передавали записи КГБ.

«Это была не просто пропаганда — это была системная подмена реальности», — подчеркивает Янкелевич.

Целью было изолировать Сахарова и подавить правозащитное движение. Эти методики впоследствии стали частью постсоветской пропаганды.

«Дезинформация была повсеместной. Трудно придумать более яркую иллюстрацию мощи советской пропагандистской машины», — сказала Янкелевич.

Правда как катализатор

До конца 1980-х советские СМИ транслировали исключительно официальную точку зрения. Газеты, телевидение и радио были рупором государства — без намека на инакомыслие.

«До перестройки в СССР было два телеканала. Передачи были такими, что можно было заснуть — вроде “Сельского часа” и “Служу Советскому Союзу”», — вспоминает в интервью Global Watch Игорь Эйдман, российский социолог и журналист, объявленный в России «иностранным агентом» и ныне живущий в Берлине.

Эта несвободная ситуация начала меняться с приходом Михаила Горбачева и введением политики гласности. Например, в эфир вышла передача «Взгляд» — динамичная и резко отличающаяся от стандартов советского ТВ. Журнал «Огонек», ранее скучный иллюстрированный еженедельник, начал публиковать смелые политические комментарии и расследования.

«Когда началась перестройка, цензура сначала ослабла, а потом исчезла вовсе. Это открыло двери для острых и живых программ», — говорит Эйдман.

Впервые граждане СССР получили доступ к альтернативным мнениям — и к другой версии собственной истории.

Западные СМИ, включая CNN, сыграли ключевую роль в освещении попытки путча в августе 1991 года. Кадры Бориса Ельцина на танке возле Белого дома в Москве облетели весь мир и стали поворотным моментом: впервые за десятилетия Кремль утратил контроль над информационной повесткой.

«Тогда начала формироваться независимая — или относительно независимая — российская журналистика, в том числе и телевизионная», — вспоминает Эйдман.

Но за правду пришлось платить. Крах старой системы привел к экономическому хаосу, идеологическому вакууму и росту неравенства. Партийная элита уступила место классу олигархов.

«Появление олигархов стало результатом экономической шоковой терапии. Этот “хищнический капитализм” породил социальный дарвинизм и нищету», — пояснил Global Watch австрийский политический аналитик Грегор Разумовский, более 30 лет изучающий отношения России и Украины.

Он подчеркивает, что население оказалось выброшенным из привычной советской экономической системы в новую, жесткую реальность. На фоне всеобщей бедности и безработицы стремительно обогащался узкий круг элиты.

«Крах ваучерной системы позволил небольшой группе лиц монополизировать государственную собственность», — отмечает он.

Граждане, которые либо были недостаточно осведомлены, либо нуждались в деньгах, продавали свои доли в советских предприятиях за бесценок начинающим олигархам.

По словам Разумовского, приватизация «создала миллионеров и миллиардеров, у которых зачастую не было ни опыта, ни желания развивать полученные ими предприятия».

От свободы к монополии

После 1991 года телевидение стало ареной борьбы. Свобода слова появилась, но ненадолго. Олигархи начали скупать каналы, чтобы влиять на аудиторию. НТВ при медиамагнате Владимире Гусинском еще позволял себе независимую повестку. ОРТ, связанный с бизнесменом и политическим игроком Борисом Березовским, балансировал между журналистикой и интересами власти.

«В 1990-х было больше свободы, но СМИ все-таки не были по-настоящему свободными — они служили своим хозяевам», — говорит Эйдман.

Перелом наступил во время первой чеченской войны (1994–1996), когда россияне увидели разрушенные города, тела солдат и протесты матерей. Даже государственные каналы допускали резкую критику власти.

«Государство тогда не контролировало телевидение полностью. НТВ и независимые журналисты жестко критиковали войну», — вспоминает Эйдман.

Но это окно быстро захлопнулось. Ко времени второй чеченской войны в 1999 году журналистов в значительной степени отстранили от работы на передовой.

«Началoсь закручивание гаек по отношению к СМИ, особенно после того, как Путин, придя к власти, быстро расправился с НТВ», — добавляет он.

С приходом Путина к власти в 2000 году началось сворачивание свободы прессы.

«С приходом 2000-х государство в России монополизировало телевидение. НТВ уничтожили, Гусинского и Березовского выдавили из страны. Остался только один хозяин — Кремль», — сказал Эйдман.

Свобода слова, утверждает он, с тех пор практически исчезла. Преследования, ярлыки «иностранных агентов» и контроль над информацией вернули страну к репрессивным практикам советского времени.

«Остались только те, кто обслуживает Путина. Все остальные либо уехали, либо молчат», — заключил он.

Сегодня в распоряжении Кремля еще больше инструментов: цифровой надзор, фильтрация интернета, запреты на независимые СМИ и контроль над соцсетями.

Янкелевич назвала действия властей, особенно в Украине, преступлением.

«Люди, причастные к этому, утратили человеческий облик, но я не хочу их демонизировать. Демонизация — это способ их оправдать. А я не хочу оправдывать — они преступники», — сказала она.